Будущий историк нашей современной духовной
культуры, вероятно, с удивлением отметит, как один
из характернейших ее признаков, отсутствие в ней
какого-либо определенного и признанного учения о
сущности человеческой души и о месте человека и его
духовной жизни в общей системе сущего.
С.Л. Франк
I
У всех ли, не знаю, но однажды наступает момент, когда вдруг хочется о вещах вроде бы и простых, и ясных, и само собою разумеющихся составить свое собственное представление, – не обязательно отличающееся от иных и пусть даже отчасти и на базе иных, – но – непременно чтоб собственное, т.е. не в виде готовом взятое и в бездумстве принятое, но принятое, как своим собственным, умственным трудом заработанное.
И еще, с годами, размышляя о пережитом и переживаемое наблюдая, – я вдруг ненароком уловил, что как-то незаметно, но необратимо трансформируюсь в существо религиозное, махрово мистифицированное, крепко озадаченное назойливыми вопросами о смысле персональной жизни, о том, кто я есть и что есть душа моя, и знаком ли я с ней, и отличается ли она от духа моего…
Удивительно, но блуждания по текстам древних ясности в тему не внесли: Платону, например, душа представлялась чем-то вроде идеи и сознания…
Впрочем, от пустомыслия древних, – не от гордыни мне так думается – от огорчения, – и наш современник О.Платонов недалече ушел: «Душа есть сам человек, его личность». [1]
О том же и так же Словарь С.И. Ожегова: «Душа – внутренний, психический мир человека, его сознание». [2]
Душа, стал быть, и сознание – суть синонимы.
Приехали! – как говорится.
Особенно, если вспомнить, что «признаками сознания являются: наличие идеалов, нравственных и эстетических ценностей; осознание своей сущности, способность к абстрактному мышлению» [3], а душа живая была Богом пожалована «всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому [гаду,] пресмыкающемуся по земле» (Быт. 1:30). Не слишком ли Ожегов, Платонов и Платон были щедры на раздачу нравственных ценностей и способностей к абстрактному мышлению, если одушевлено, как известно, все живое?
К сожалению, с не меньшим причудливым туманом мы сталкиваемся и при попытке уяснить реальность, пребывающую за словом «дух». В частности, все тот же Словарь С.И. Ожегова предлагает вот какую трактовку: «Дух – 1. Сознание, мышление, психические способности, то, что побуждает к действиям, к деятельности, начало, определяющее поведение, действия; 2. внутренняя моральная сила; 3. в религиозно-мистических представлениях: бесплотное, сверхъестественное существо». [4]
Не оригинальнее С.И. Ожегова оказались и иные современные Платоны и Платоновы…
Впрочем, в самое большее изумление меня погрузил… «Закон Божий», утверждающий донельзя престранное и возмутительное: «И создал Бог человека из праха земного, то есть из вещества, из которого был создан весь вещественный, земной мир, и вдунул в лицо его дыхание жизни, то есть дал ему дух свободный, разумный, живой и бессмертный, по образу и подобию Своему; и стал человек с бессмертною душою. Этим «дуновением» Божиим или бессмертною душою и отличается человек от всех остальных живых тварей». [5]
Данный фрагмент, как мы видим, не только отождествляет «дух свободный» с «бессмертною душою», но еще и обездушивает «остальных живых тварей», – «и стал человек с бессмертною душою. Этим «дуновением» Божиим или бессмертною душою и отличается человек от всех остальных живых тварей», что противоречит самой же Библии:
1. «И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; – вам сие будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому [гаду], пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу». (Быт. 1:29-30).
2. «Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное». (1 Кор. 15:46).
Кстати, вышеотмеченная попытка обездушить «всех остальных тварей», мне напомнила презабавное высказывание некоего Вихрова, упомянутое в книге В. Кандинского «О духовном в искусстве» (1910): «Я вскрыл много трупов и никогда при этом не обнаружил души».
С таким же успехом занятный наш труповскрыватель мог бы заметить, что и звуков никаких от им препарируемых, безжизненных персон не исходило, а тут, стал быть, уж рукой подать и до научного «открытия»: человек безмолвен, яко рыба. Завиральности всезатейливые средь ученой братии, известное дело, явление самое разобычное. Еще Зенон – древний любомудр, доумствовался в своих апориях до отрицания такого явления, как… движение!?..
Это ж о нем сподобился черкнуть несколько ироничных строк А.С. Пушкин в стихотворении «Движение»:
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Не скучен мир серьезных изысканий! Балуются, кому как можется и себе на потеху, и другим на забаву…
Впрочем, вернемся к понятиям достойнейшим – душа и дух.
Очевидно, что душа и дух не суть синонимы. И в нижеприведенном образчике мы имеем дело не только со смешением понятий, но и с впадением в грех иносмыслия (инотолкования). В Библии, изданной Российским Библейским Обществом в 1995 г. в Притчах Соломона повествуется: «Светильник Господень – дух человека, испытывающий все глубины сердца». (Притч. 20:27), но этот же фрагмент, размещенный на еврейском сайте, – http://www.chassidus.ru, – выглядит уже совершенно иначе – «пламя Б-га есть душа человека».
Светильник и пламя, согласитесь, совсем не одно и то же, а душа и дух, как следует из вышеприведенных слов Апостола, вовсе не синонимы – «…не духовное прежде, а душевное, потом духовное».
***
Так что же такое душевное, и что же – духовное? И что есть дух и что – душа?
В Библии мы встречаем разные характеристики души. Она может быть опечаленной, взволнованной, смущенной, она может изливаться, вопить, скорбеть, страдать и хотеть, быть сильно потрясенной, ненавидеть, уповать на Господа, хвалиться и радоваться, унывать и успокаиваться… Она может даже… умирать. (См. Иов. 36:14).
Исходя из собранного, кажется будто душа – эмоционально-чувственная сфера жизни тела. Но, размышляя, видишь, что это не так, на что и обратил внимание наш современник, диакон Андрей Кураев: «Душа – это то, что болит у человека, когда все тело здорово. Ведь говорим же мы (и ощущаем), что не мозг болит, не сердечная мышца – душа болит».
Отсюда, нам, по всей видимости, не остается ничего иного, как признать существование чувственности душевной и относительно автономной, в значительной степени независимой от души, чувственности животной (телесной), признать, что проявляться эмоциональным образом способны обе сущности – и тело, и душа. Но душевные переживания по фактору к тому их побуждающему, принципиальным образом отличаются от переживаний телес. Вспомним: «Все труды человека – для рта его, а душа его не насыщается». (Еккл. 6:7). Отсюда, причина телесных переживаний – интерес сугубо материально-шкурный, причина же душевных – интерес витальный. Тело стремится к сытости, душа – к радости, к процветанию и торжеству жизненного начала. Поэтому мне и думается, что инстинкт самосохранения, инстинкт саморазмножения и инстинкт развития и есть та триада, которая именуется нами душой. Именно душа делает человека психическим, а, затем, и психологическим существом.
Душа не глуха, не слепа, не бесчувственна, хотя может быть и таковой. В отличие от тела, она способна к интуиции, к предчувствиям, к постижению непроявленного хода событий и сути их… Именно потому она и начинает вдруг болеть, хотя в реальности, в непосредственном окружении еще не распознано никаких опасностей и угроз. Но душа, как и тело, по отношению к Богу индифферентна, и, похоже, ее задача не Богу потакать в Его замыслах, а обеспечить простое самовыживание, самореализацию и саморазвитие с помощью все той же телесной сущности. «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1Кор 2:14,15).
Апостол Павел, таким образом, совершенно ясно дает нам понять, что душа не способна постигать духовное, значит, душа – не знает Бога, ибо Бог – есть дух. Более того, Апостол Павел утверждает, не все люди духовны и что только человек духовный духовное способен разуметь.
***
Что же есть дух?
Ну, начнем с констатации безрадостного, с того, о чем пишет в «Православной антропологии» священник, декан факультета психологии Российского православного университета Святого Апостола Иоанна Богослова Андрей Лоргус: «Если состав человека определен из тела и души общим мнением, то вхождение в этот состав духа спорно». [6]
Бездуховны, стал быть, мы… (С одной стороны, это перекликается с тем, о чем мы только что читали у Апостола Павла, с другой же стороны, это объясняет безбожие многих – при отсутствии духовности отсутствует и сама возможность восприятия духовного вне своей оболочки).
Словари, доступные мне, оказались не столь категоричными, но ответами на вопрос – «что есть дух?» – также не порадовали. Например, в Словаре В.И. Даля «дух» определяется весьма претуманно – «бестелесное существо; бесплотный житель недоступного нам духовного мира».
И совсем, к своему удивлению, я не обнаружил статьи «дух» в Полном православном богословском энциклопедическом словаре…
Вместе с тем, – повторюсь, – встречались то тут, то там еще и утверждения, будто бы дух и душа суть синонимы: «В людях же нет никакого различия между духом и душой: но эти два названия обозначают одно и то же, как тело и плоть». (Святитель Иоанн Златоуст).
Встречались, правда, утверждения и противоположные: «Иное есть дыхание жизни, делающее человека психическим, и иное есть дух животворящий, делающий человека духовным» (Святитель Ириней Лионский); «…значение слов душа и дух весьма различно, хотя в обществе человеческом оба слова употребляются безразлично, одно вместо другого» (Святитель Игнатий Брянчанинов).
В свете сказанного, мне думается, нет лучшего пути, нежели путь, лежащий через текст Библии. Именно в Библии есть в избытке характеристики духа, опираясь на которые мы, очевидно, и сможем реконструировать нечто близкое к библейскому смыслу.
Итак, дух – эмоционален, он способен смутиться (Быт. 41:8), ожесточиться (Втор. 2:30), быть злым (Суд. 9:23), огорченным (Пс. 105:33), унывать (Притч. 15:13), и быть унылым (Притч. 17:22), он способен устыдиться и любить (Прем. 1:5-6).
Эмоциональность, как известно, это всегда результат оценки, а сделанная оценка возможна только благодаря пониманию, которое, в свою очередь, достигается путем размышления. Следовательно, дух не только эмоционален, но и – размышляющ. Дух – разумная субстанция, способная оперировать информацией. Но, коль скоро это так, то дух, в таком случае, имеет и сознание, и волю, и потребности, и интересы, т.е. весь тот набор, которым мы наделяем такое понятие, как личность?
Является ли дух личностью? Я б возражал, когда б не очевидность. И это следует, в том числе из того, что дух не унификация, дух проявляется, как множество персон. Согласно Библии, есть Дух Божий и Дух Святой, дух истины и дух заблуждения, дух рабства и дух славы, дух благодати и умиления, усыпления и опьянения, дух разумения и дух тверди, есть дух гнева и дух кротости, дух лжи и дух премудрости, дух веры христианской, дух суемудрия, дух ревности…
Кроме того, есть духи нечистые, т.е. испорченные (отсюда, «мясо с душком»). Есть духи рек, озер, болот, лесов, горные духи и духи, обитающие в наших жилищах: святочницы, лешие, лесунки, лешачихи, оборотни, русалки, привидения, домовые…
Но существуют, оказывается, еще и добрые духи – духи, помогающие людям. Это и о них тоже в стихотворении К.Д. Бальмонта «Призрачный набат»:
Я – дух, я – призрачный набат,
Что внятен только привиденьям.
Дома, я чувствую, горят,
Но люди скованы забвеньем.
Крадется дымный к ним огонь,
И воплем полон я безгласным, –
Гуди же, колокол, трезвонь,
Будь криком в сумраке неясном.
Ползет густой, змеится дым,
Как тяжкий зверь – ночная чара.
О, как мне страшно быть немым
Под медным заревом пожара!
В свете вышесказанного, представляется совершенно очевидным, что мир духов не един, и духовность, соответственно, не едина тоже. И потому борьба во все времена велась не между распрекрасной духовностью и грубой, тупой, эстетически немощной бездуховностью, как уверяли нас морализаторы типа академика Д.С. Лихачева («Лучшая форма борьбы с агрессивностью бездуховности – спокойно противопоставить ей духовность, культуру»); борьба велась и ведется между вариациями духовности – между иноверцами: сатанисты и адепты Творца, католики и протестанты (Варфоломеевская ночь), христиане и мусульмане (Крестовые Походы), христиане и иудеи (Реконкиста), мусульмане и «неверные», иудеи и гои…
Это ж еще когда воскликнул славный Цицерон – «За очаги и алтари!»
Добавим сюда же и борьбу христиан против ересей, и церковный раскол при патриархе Никоне, когда при непосредственном соучастии со стороны духовных людей, – решения Церковного собора (1681-1682 гг.), – в Пустозерске были сожжены заживо протопоп Аввакум, поп Лазарь, дьякон Феодор и инок Епифаний [7]. Сюда же можно отнести и тотальный террор Священной инквизиции, на одном из кострищ которой был заживо сожжен духовными людьми поэт, философ, священник, доктор богословия Джордано Бруно… Духовные же люди, кстати, и Иисуса Христа распяли… Духовные же люди освящают в России пивные заведения, винные и водочные заводы, награждают главу пивоваренной компании «Балтика» Т.Боллоева орденом Преподобного Сергия Радонежского Русской Православной Церкви, производителя ликероводочных изделий, директора ООО «Союз-Виктан» Ю.Землянкина медалью Преподобного Сергия Радонежского I степени… Не забудем и о борьбе, которую ведет РПЦ против УГКЦ…
И все это, конечно же, со словами Иисуса на устах…
Но это не лукавство. Это страшнее и хуже.
Это даже не грех, если грех, как утверждал митрополит Смоленский Кирилл, – «отклонение от нравственной нормы», ибо духовные люди кадилом машущие на территории предприятий, производящих «чертово зелье», т.е. спиртосодержащую отраву, не отклоняются, не грешат – у них просто нравственность такая, духовность такая, снизошедшая на них не от Творца, а от отца лжи…
Как много ненависти на Земле из любви к Богу и от смешения божеств! Как много безумия от ума! И до чего ж высокодуховны подчас тупо и методично истребляющие и истребляющиеся!
Нет, это не бездуховность и духовность сцепились насмерть в перманентной, бескомпромиссной схватке, ибо никакая борьба в принципе немыслима между носителями духовных ценностей и теми, кто их лишен – у них просто нет общего предмета дележа и взаимных претензий.
Между тем, все это было совершенно ясно одному из основателей духовного учения Восточной Церкви Евагрию Понтийскому еще 17 столетий тому назад: «Вся война, которая ведется между нами и нечистыми духами, происходит не из-за чего-нибудь другого, как из-за духовной молитвы» [8].
Вот оно, «яблоко раздора» – духовная молитва, т.е., по сути, вопрос ориентации, – «кому служим!?»
Но ведь не столь прост и вопрос «кто кому служит?» Об этом еще в прошлом веке упоминал архиепископ Василий (Кривошеин): «Мы не должны, однако, предполагать, что различение духов является таким простым делом». И на эту же тему еще две тысячи лет тому назад: «…многие придут под именем Моим, и будут говорить: «Я Христос», и многих прельстят» (Матф.24:5).
И ведь приходят, и говорят, и прельщают! Возьмите того же «великого русского друга Индии» Н.К. Рериха и всю эту тибетскую шамбала-братию. Казалось бы, сплошь просветленные, просвещенные, умудренные и седовласые, кого ни возьми – лик сияет пуще голой задницы при ясной луне, но… Это ж Н.К. Рерих, сотворивший околоинтеллектуальную заумь под названием Живая Этика, в тяжелейший для России год – 1916-й – драпает в тихую Финляндию, а в 1920-ом, когда его Родина уже вовсю умывалась кровушкой, принимает предложение, поступившее от директора Чикагского института искусств организовать большое выставочное турне по 30 городам США, и уматывает из Лондона в далекую заморскую страну. В 1923-м перебирается в Индию. А в 1927-ом оттуда же, когда большевистские людоеды вовсю изгалялись над народами бывшей российской империи, благостный, сытенький Николай Константинович, поучает советскую замордованную культобщественность:
«Если мышление твое еще не очищено истинным молотом и серпом, найди книгу «Озарение» и книгу «Зов».
«Появление Ленина примите, как знак чуткости Космоса.
Мало последователей Ленина, много легче быть его почитателем. У последнего лентяя будет портрет Ленина. У последнего болтуна будет книга о Ленине. Но Иван Стотысячный собирает жатву Ленинских зерен. Нужно приложить новые семена к новым людям».
«Мои предложения не приходят в спокойный час. Костер может быть раздут или потушен. Мы не любим глухое ухо. Истинный коммунист гибок, подвижен, понятлив и смел. Именно, Ленин охватил бы пришедшую минуту Азии. Где же ученики? Жду, Жду. Не орешки в сахаре, но молния в буре. Жду, Жду, иначе не пройдете. Говорю решительно».
«Учитель будет естественным вождем. Можно радоваться, что Ленин признан таким Учителем».
«Придется встретиться с людьми, которые будут смеяться при каждом непонятном для них слове. Их воспринимательный аппарат покрыт мозолями невежества. Например, если им сказать: «Шамбала», они примут это реальное понятие за фетиш суеверия. Не так поступили Маркс и Ленин. Уже говорил, что Наши представители посетили Маркса в Лондоне и Ленина в Швейцарии. Явно было произнесено слово Шамбала. Разновременно, но одинаково оба вождя спросили: «Каковы признаки времени Шамбалы?» Отвечено было: «Век истины и Мировой Общины». Оба вождя одинаково сказали: «Пусть скорее наступит Шамбала».
«Друзья, поймите, какое теперь напряженное и прекрасное время!» [9].
Время для сатанистов действительно было прекрасным: на Россию налегло липкое, инфернальное покрывало тотального террора. И именно в это время, – как пишет архимандрит Рафаил (Карелин), – «Рерих, в сопровождении тибетцев, привез в Россию письмо от махатм – старцев гор, к советскому правительству, и горсть земли для мавзолея Ленина. Махатмы выражали радость о том, что коммунисты уничтожают Церковь и семью, что шестая часть мира погружается в кровавое море. В этом письме они называли Ленина своим «братом – махатмой» и обращались к нему, как к живому.
Тибетские махатмы шлют приветствия Ленину, как своему «великому брату», показывая тем самым оккультную изнанку революции. Гитлер ждет откровений с Тибета, ламы становятся инструкторами карательных войск СС. Во время гражданской войны на территории России появляются отряды китайских войск, которые совершают карательные операции и затем они куда-то бесследно исчезают. На улицах и площадях взятого штурмом Берлина валяются трупы тибетцев в одежде немецких офицеров, которые по какому-то приказу покончил жизнь самоубийством, чтобы унести с собой в могилу тайну, – это тайна не должна стать трофеем победителей. Казалось, что война, с ее ужасами и неисчислимыми бедствиями, должна пробудить христианское самосознание. Но если было пробуждение, то оно оказалось кратким и неглубоким. Атеизм – ответ сатаны: «меня нет дома» – сменяется оккультизмом – ответом сатаны: «я в своем доме». Европа и Америка, Балканы и просторы Сибири оказываются оккупированными оккультными силами, которые ведут не на жизнь, а на смерть борьбу с христианством». [10].
Сумбурно выплеснул архимандрит?
Заметили?
А заметили ли преемственность, на которую он указывает: представители Тибета поддержали ленинских мизантропов, и они же не просто поддержали на уровне словес режим А. Гитлера, но, облаченные в форму СС, еще и участвовали в боях, защищая Берлин – цитадель фашизма…
Нет, к сожалению, у нас оснований считать, что махатмы и прочие горные духовные уроды за послевоенное время образумились, «перековались» и стали некими иными. Вот строки из письма Д.Р.Рерих Б.Н.Ельцину: «Мы все шлем Вам наше благословение в этот трудный исторический час; как все члены семьи Рерихов я всегда верю в великое будущее великой России.
Я молюсь за Вас, г-н Президент, и желаю Вам всяческих успехов.
С искренней симпатией г-жа Девика Рани Рерих.
3 октября 1993 года» [11].
Эту свою писульку госпожа Рерих послала кровавому, проамериканскому холую, когда уже две недели, как Российский Дом Советов был опутан «спиралью Бруно», оцеплен автоматчиками и бронетранспортерами, осуществляющими блокаду парламента…
Рерих желала «всяческих успехов» «человеку», который уже отдал приказ расстрелять неугодных, и подготовка к исполнению этого приказа велась, и, между прочим, совершенно открыто: уже было разослано М.Н. Полтораниным – 1 октября – письмо главным редакторам, настоятельно рекомендующее «с пониманием отнестись к тем мерам, которые предпримет Президент 4-го октября», и «не драматизировать их возможные последствия», и уже были разосланы Главным медицинским управлением Москвы во все больницы Москвы телефонограммы о планируемом поступлении раненых, и уже разместились на крышах домов, в том числе, на крыше посольства США иностранные снайпера…
По приближенной оценке в событиях, связанные с «черным октябрем», «были убиты или скончались от полученных ранений около 200 и получили ранения или иные телесные повреждения различной степени тяжести не менее 1000 человек». (Заключение комиссии Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации по дополнительному изучению и анализу событий, происходивших в городе Москве 21 сентября – 5 октября 1993 года) [12].
Есть такая заповедь библейская – «Не убий». Стрелявшие и отдававшие приказ стрелять, видимо, не под сводом подобных заповедей жили,не христианами были, не из тех были, кто поклоняется Творцу… Как и те, кто подзуживал, науськивал власть – постреляй! Например, известный демократище, «инженер человеческих душ» – писатель Ю.Д. Черниченко, он же – председатель Крестьянской партии России, один из тех идеологов фермерства, благодаря которым нынче во весь рост встал вопрос «Как прокормить население сел и деревень?» – это он в ночь с 4 на 5 октября призывал через «Эхо Москвы» к кровавому погрому: «Раздавите гадину!» И там же – локоть к локтю – бывший преподаватель русского языка и литературы, доктор филологических наук, член Европейской академии М. Чудакова пребодрейше распоряжалась: «Нечего быть миротворцами!» И рядышком – литературовед, филолог И. Золотусский: «Действовать решительно!»
Это духовные, образованные, но густо пропитанные иудейством, люди накануне «черного октября» призывали к репрессиям и охотно подписывались под кровожадными текстами: «Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти глупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии?».
В.С. Черномырдин: «…надо перебить эту банду!»
Б.Е. Немцов: «Давите, давите… времени нет. Уничтожайте их!»
В.И. Новодворская: «Мы должны привыкнуть к мысли о том, что люди будут стреляться, топиться, сходить с ума. Я благодарна Ельцину…
Пойдем против народа. Мы ему ничем не обязаны… Мы здесь не на цивилизованном Западе… очень важно научиться стрелять первыми, убивать».
Г.А. Явлинский: «Президент должен проявить максимальную жесткость… в подавлении…»
Л.М.Ахеджакова: «Убей гадину».
Трудно отмахнуться от ассоциаций, от всплывающих воспоминаний о давнишнем: «Расстрелять, как бешенных собак!»…
Что это? Интеллигенция, одухотворенные люди, всю свою жизнь целью считавшие сеять «разумное, доброе, вечное», вдруг в одночасье оскалились, ощерились, ощетинились, возжелали пролития крови современников своих?!
Что это? То ль Россия-мать вдруг как-то враз выродилась в злобную мачеху, то ли мы, дети ее, в безразличии и цинизме погрязшие, за сладким, постперестроечным куском ринувшиеся, потеряли Мать свою ненароком, подмогли развалить свою семью братских народов, возжелав суверенного сиротства?
Нет, не враз, не в одночасье произошло произошедшее, – тупо, изо дня в день приучали нас, – а уж сейчас-то как приучают! – к бездумному, к легкому обращению с такими словами и фразами, как «пустить в расход», «поставить к стенке», «убить», «зарезать», «раздавить»…
Как происходит оно, это незримое движение к аморализму, к отрицанию Божьих заповедей, убедительно показано в стихотворении у того же Николая Рериха «Не убить?»:
Мальчик жука умертвил.
Узнать его он хотел.
Мальчик птичку убил,
чтобы ее рассмотреть.
Мальчик зверя убил,
только для знанья.
Мальчик спросил: может ли
он для добра и для знанья
убить человека?
Если ты умертвил
жука, птицу и зверя,
почему тебе и людей
не убить?
1916 [13].
Впрочем, мы увлеклись…
Итак, как сказал Евагрий Понтийский, «Вся война, которая ведется между нами и нечистыми духами, происходит не из-за чего-нибудь другого, как из-за духовной молитвы», а молитва – это не только просьба о помощи, прошение о помиловании, и нижайшая просьба наставить на путь истинный, но, – и это самое главное, – молитва это еще и акт однозначного отказа от своеволия, акт признания своей абсолютной зависимости от того, к кому возносится просьба, акт признания власти над собой того, кого считаешь своим Богом.
«Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое.
Да приидет Царствие Твое.
Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». [14].
Но… кто для кого бог – вот ведь еще в чем вопрос! Ведь в основе межконфессиональных претензий и опасений возлежит настороженное: а тому ли, то есть, а нашему ли Богу они молятся?
Вот оно, «яблоко раздора» – духовная молитва, вопрос ориентации, – «кому служим!?» И вопрос не столь прост. Мало ли кто чего сам себе воображает?! Например, Иисус Христос совершенно определенно иудеев, искреннее, как мне думается, заблуждающихся, в одночасье поставил на должное место: «Ваш отец Диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи». (Иоан. 8.44).
Я почему так осторожничаю со словами, пишу – «мне думается». Дело в том, что и нам, неиудеям, тоже возноситься особо не приходится, ибо и нас в свое время к тому ж позорному столбу пригвоздил Апостол Иоанн: «Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола. Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога. Дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего». (1 Ин 3:7-10).
А теперь, читатель мой любезный, скажи-ка сам себе: а кто из нас без греха? А если грешим, – так чьи ж мы дети?
Конечно, Апостол Иоанн тут в своем максималистском запале, явно, маху дал. Из этой его размашистой фразы выходит, что и Адам с Евой, – первые грешники, первые жертвы искушающего змия, – тоже не от Бога. А уж земледелец Каин, удавивший брата своего, Авеля, – и подавно.
Впрочем, по логике Иоанновой и Иоанна самого вполне можно причислить к сонму грешников, ибо путь земной закончил он, как заурядный суицидист: по собственному произволу, но не своей смертью. Хуже того в акт своего самоубийства еще и семерых своих учеников впутал: по его повелению апологеты его были вынуждены вырыть крестообразную могилу, в которую он добровольно лег, а они – землицей подзасыпали. Там и отошел он в мир иной…
И, однако ж, будем спокойны – детьми диавола мы, даже при всем своем желании, даже при всех наших прегрешениях, быть никак не можем. Просто в силу того, что у нас с ним совершенно разная природа. Это подтверждается, прежде всего, самой же Библией: во-первых, Адам был первым человеком на Земле, а во-вторых, он был человеком – «первый человек Адам стал душею живущею» (1Кор.15:45). Диавол же был драконом: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною». (Отк. 12:9)
И еще, он был ангелом. Ангел же, в отличие от нас, как утверждает преп. Иоанн «есть сущность, одаренная умом, постоянно движущаяся, свободная, бестелесная, служащая Богу, по благодати получившая для своего естества бессмертие». И, к тому же ангелы, по утверждению св. Василия Великого, существа бесполые и не имеющие возраста: «Ангелы не претерпевают изменения. Нет между Ангелами ни отрока, ни юноши, ни старца, они остаются в том состоянии, в каком сотворены вначале, и состав их сохраняется чистым и неизменным». И еще, божественные духи – сущности, «скоропереносящиеся по воздуху», способные видеть и проникать сквозь стены…
Не правда ли, ни мы на ангелов, ни ангелы на нас – не похожи ничуть? А потому ни мы, ни даже иудеи при всех своих грехах, детьми бесполого диавола быть не можем. Это ведь только у товарищей О.Б. Лепешинской и Т.Д. Лысенко выходило, что один вид организмов может превращаться в совершенно другой, пшеница – в рожь…
Вместе с тем, мы не можем быть и детьми Бога нашего. Как бы нам того ни хотелось, и как бы ни ласкала слух наш тонкий сладкая фраза, слетаемая с уст Христовых – «Отец ваш Небесный». У нас с «Отцом Небесным» совершенно разная природа: Творец не сотворен и не создан, Он бесплотен и вездесущ, Он невидим и безгрешен… И потому, думается мне, в Иисусовой молитве слово «Отче» нужно понимать, как «Отчим»…
И к тому ж, если б нашим Отцом был бы Бог, то мы уже по праву рождения наследовали бы от Него такую преполезную черту, как духовность. Ан, хрен вам, ее, оказывается, еще стяжать нужно. «Стяжать Духа Святаго». Иначе не видать благодати Божьей, ибо даруется она лишь имеющим духовность. Мы же – психологичны, разумны, интеллектуальны, душевны, но – не духовны. До поры до времени, по крайней мере.
Итак, мы не дети Бога, и даже не пасынки, но – родственники:
«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал.
И сказал Господь [Бог]: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.
В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди». (Быт. 6:1-4). Кстати, из этого места мы понимаем, что Иисус Христос не единственным сыном был Божьим – были у Бога и другие дети: «…сыны Божии увидели дочерей человеческих» (Быт. 6:2). И были они еще до великой шестидневки Сотворения Мира. (См. Иов. 38, 4-7).
II
С точки зрения святоотеческой антропологии и в соответствии с концепцией Апостола Павла, человек состоит из тела, души, – благодаря которой тело делается живым, – и духа, одухотворяющего душу.
В отношении тела у меня особой теоретической озабоченности нет: тело оно и есть тело – органический субстрат. А вот душа и дух – их ведь не пощупаешь, не понюхаешь, не увидишь… И, тем не менее, к выводу о существовании неощущаемого все же приходит однажды личность думающая, встающая на путь преодоления своего эгоцентризма и гордыни своей. Личность! Но… все начинается с души…
* * *
В мертвом души нет: «Рахиль родила, и роды ее были трудны… И когда выходила из нее душа … она умирала…» (Быт. 35:16-18). И, напротив, все живое – одушевлено: «И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил». (3 Цар. 17:22). Об этом же и Святитель Василий Великий: «Душа, находясь в теле, оживляет его».
Что еще можно сказать о сущности оживляющей, если о ее существовании мы узнаем лишь по следствиям, ею производимым и еще потому, что следствия не могут быть причиной себя самих?
Душа – безмолвна, – нами не слышима. И, похоже, глуха к словам нашим. И нет возможности обсудить с ней нечто, обменяться впечатлениями, погрезить о грядущем… Два одиночества в одном бренном теле. Впрочем, «язык» взаимодействия все же есть – примитивный язык животного страха и грубого удовольствия, язык тончайших волнений и эфемерных сентиментальных услад… Но – это я уже и о нашем «Я»…
***
История человеческой души, по всей видимости, ведет счет своим годам с того момента, когда «…создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душей живой». (Быт. 2:7). И процесс пошел: родители, клон своей собственной души, – в момент слияния половых клеток, – передавали, как эстафету, детям своим, а те – своим детям… Вот и выходит, что в каждом из нас живут не только гены Адамы и Евы, но и дыхание их душ? А если «дыхание жизни» передаваемое из поколения в поколение, длящееся в нас здесь и сейчас, исходило от Бога, то и Бог наш не без души, коль уж мы – «по образу и подобию»? И Люцифер – тварь не бездушная, и ангелы, и бесы, коль они суть существа живые. Иначе ведь придется констатировать: живость сущности придает не душа только…
Итак, душа, – «дыхание жизни», – как мне представляется, есть некая «жизненная сила» и некий носитель инстинктов, активизирующих тело и проявляющаяся, как психика – способность условно-рефлекторно реагировать на воздействия окружающего мира, и, тем самым, поддерживать жизнедеятельность организма, его автономию и безопасность. Иначе говоря, душа – не совокупность физиологическим систем, но то, что оживляет физиологические системы и делает возможным существование процессов психических и далее – психологических.
(Мне думается, что читателя, также, как и меня, несколько коробит это пустоватое – «некий носитель», «то, что оживляет»… Но что ж тут поделаешь, если мы исключительно умственно-логически приходим к пониманию существования «носителя», природа которого нам неизвестна, и, – увы, – ничего не можем сказать о его физико-химической составляющей? Впрочем, это не такой уж и изыск – до сих пор ведь ученые не могут толком объяснить даже друг другу и самим себе, что есть, например, электрон или же свет. А уж куда, казалось бы, проще!).
Один из компонентов души – инстинкт самосохранения, суть существования которого – достижение состояния безопасности. Чьей безопасности? Той сущности, которую мы и определяем, как душа.
Спрашивается, зачем же обеспечивать безопасность душе, если она, как иным мнится, бессмертна? Ежели бессмертна, то зачем тысячи раз тупо твердить, в страхе пребывая и тишайше дыша на церковную свечку: «Господи, помилуй! Господи, спаси!»? Зачем спасать бессмертное?
Душа, бессмертие которой бессрочно обеспечивает Гарант, – это паразит, не имеющий ни малейшей надобности в развитии, в сотрудничестве и в сотворчестве с Создателем, не испытывающий ни благодарности, ни страха, ни стыда… Гарантированным бессмертием души напрочь упраздняется и инстинкт самосохранения, и смысл его существования, превращается в пустышку и гнев Божий, и страх Божий, и милость Его и благодать…
Конечно, душа – не константа, не застывший намертво энерго-информационный кокон, не халявный Дар, но сущность, способная к борьбе, к труду, к развитию, а развитие – единственно возможный способ самоспасения от вечного сна.
О чем тут речь?
Во всей Библии мы не находим ни одного описания посмертного существования души – ни в геенне огненной, ни в раю. Почему? Потому что все души, по выходу из бренного тела, почивают, т.е. спят. «Человек умирает и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: так человек ляжет и не станет; до скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего» (Иов 14:10-12,21).
Смерть, по Библии, это сон. «Говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер» (Ин. 11:11-13).
Так вот, есть сон, понимаемый, как смерть, – и в этом смысле «душа согрешающая… умрет» (Иез. 18:20), а есть жизнь вечная, жизнь после воскрешения, дарованная «тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия» (Рим. 2:7).
Душа обретает бессмертие, если прилагает к тому должные усилия, и если не погубит на то гораздое средство обеспечения выживаемости и развития, ее собственное детище – мыслящий индивидуум. Погубить, значит, сбить с пути, ведущего к Богу. Всякий путь, не к Богу ведущий, греховен, разлагающ, уничтожающ. Инстинкт же самосохранения это и есть сила, помогающая не только обрести ориентацию, но и сделать выбор между собственным произволом и тем, что заповедано, между деградацией и развитием, между Светом и тьмой… Но выбор – удел зрячих, знающих, способных к различению. Душа же от рождения слепа, неразумна, неразмышляюща и направляема Волей ее Сотворившего.
И Воле той благодаря и Замыслу Творца следуя, душа трудится в теле; и в теле возникает жизнь физиологическая, и психическая, и психологическая; и душа, используя тело, как инструмент, и, развивая сей инструмент, развивается и совершенствуется сама; и формируется индивидуум, а затем и личность – атрибут души, самоосознающая, информационно-психологическая реальность, взыскующая смысла, Учителя и Бога.
***
Бог… Как вообще могло возникнуть в голове вечно полуголодного, полуголого, невежественного дикаря представление о Нем и как к подобному же, совершенно невероятному представлению приходит иной интеллектуал-современник, выросший в сугубо атеистической семье да еще и под сенью безбожного, аморального государства?..
Мыслящий индивид живет сиюминутным и телесным, сфера его интересов – безопасность, еда, развлечения. В общем, физиология. Однако ж, может он проявлять интерес и к искусству, философии, политике… В том случае, если оно как-то способствует достижению все той же сытости, все той же физиологической удовлетворенности. Когда же возникает неудовлетворенность удовлетворенностью, вот тогда-то и появляется – личность, ищущая этот некий смысл своего существования, пытающаяся понять свою миссию, предназначение и цель своего жизненного пути.
Ощущение бесцельности и бессмысленности порождает страх, инспирирующий поиск, который и приводит, как мне думается, ко всем этим миражам, галлюцинациям, видениям потустороннего инобытия… У многих это даже не видения, а так, исключительно и только сущая умозрительность. Фиксируя наличие следствий, они вынуждены приходить и к выводу о наличии причин. Так астрономы обнаруживают невидимую планету по искривлению пространства… Так поэты очевидное объясняют через возможное:
Ведь, если звезды зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – кто-то хочет, чтобы они были?
И тогда возникает вера. Даже не в сущее – в свои собственные интеллектуально-образные построения. Ибо непостижимо незримое, необъяснимо происходящее, а сожительствовать с необъяснимым и непостижимым – невыносимо.
***
Очевидно, чтобы понять происходящее, нужно не только в происходящем обнаружить явления и установить между ними связь, но и закрепить суть наблюдаемого посредством ясных слов, значение коих лишено недосказанности и двойственного смысла. Вот почему, прежде чем двигаться дальше в своих рассуждениях, я хотел бы показать читателю и свое понимание некоторых, ниже используемых семантических моментов.
Итак, чувство.
Чувство есть переживание, в котором слито воедино информационное постижение и эмоциональная реакция на стимул.
Сознание – знание о знании или, скажем еще так, осознанное знание о мире и о себе, пребывающем в этом мире. Не является свойством мозга, но отчасти – результатом функционирующей высшей нервной деятельности. Установить, какой именно раздражитель является первым пробудителем сознания, очевидно, невозможно, т.к. пробуждение – результат не одномоментного толчка, но перманентной цепи стимульных, разновеликих факторов, наиважнейшее место среди которых занимают и другие люди тоже. Возникновение сознания, приводит к возникновению самосознания, т.е. к выделению себя самого из мира осознаваемого, выделение в себе черт, отличных от черт иных объектов. Так образуется конфигурация, получившая название личность.
Личность – это система свойств и качеств, с которой индивид, – носитель сознания, – идентифицирует себя.
На базе осознания и чувства возникает постижение.
Постижение – образно-чувственное восприятие информационно-логического процесса и достигнутого результата, функция сознающей, и только поэтому разумной, сущности. Согласимся: функционирующий калькулятор, компьютер и даже искусственный интеллект – это лишь алгоритмы, функционирующий человеческий мозг – это только рефлексы. И сколько ни сочетай стимул с реакцией, сколько ни складывай циферки, – в двоичной ли, в десятичной ли системе счисления, – не получишь и одного простенького чувства легкой грусти, или взволнованности при созерцании прекрасного, или тревожности от предощущения беды. Более того, и сама чувствующая, осознающая, постигающая сущность не следствие информационного процесса и не производное от условно-рефлекторной деятельности, – она иной природы…
Сомнение в том, что сознание не является свойством мозга, возникло не сегодня. Не без оснований. И не только у меня. Например, доктор технических наук В.Д. Плыкин по поводу функции мозга утверждает: «Мозг не имеет никакого отношения к сознанию. Он воспринимает информацию из сферы сознания и формирует ее в последовательность воздействий на нервные центры, а уж они – на мышцы того или иного органа физического тела... Процесс мышления и принятия решений осуществляется вне нашего мозга, вне нашего физического тела, он осуществляется в ином измерении – в сфере сознания…» [15].
Таким образом, сознание пребывает вне тела и даже вне мозга. А поскольку личность – часть сознания, то и она находится там же! А коль личность и сознание не существуют, – как улыбка Чеширского Кота, – отдельно от своего носителя, то остается предположить, что неким образом они как-то связаны с тем, что мы привычно называем душой.
Душа, как выше мы утверждали, есть двусоставное образование – «диполь» – возникшее в результате сцепления двух репликаций, – не репродукций! – душ – материнской и отцовской. Репликации – не копии, – как еще не проснувшееся зерно яблони, не есть слепок зрелого дерева. И потому нет во Вселенной душ бездомных, блуждающих до соития, терпеливо ждущих своего часа, заглядывающих в «замочную скважину», чтоб уловить счастливый момент и внедриться в зачатое. И потому смешны представления утверждающих, будто б душа сама выбирает своих будущих родителей. Сама? В том числе, и душегубов, идущих на аборт?
Новозачатая душа, пребывающая в оплодотворенной яйцеклетке, попадает в полость матки и становится не только частью зиготы, но и частью того организма, в котором она находится – эндосимбиоз…
Мне думается, я не прослыву большим оригиналом, если скажу, что для эмбриона души эмбрион человеческий является средой обитания, как для последнего тем же самым является женщина, в которой он находится. Соответственно, взаимоотношения, складывающиеся между эмбрионом души и эмбрионом человеческим, т.е. средой, есть основание их взаиморазвития. Благодаря душе развивается то, что мы понимаем под существом человеческим, а последнему благодаря, в свою очередь, развивается душа.
Зачем же Господь устроил всю эту канитель? Очевидно, коль устроил, так, значит, Он в ней заинтересован. Причем, именно в том виде, в каком она и есть и даже в ее конечном результате. Иначе нам придется признать, что Господь трудился над тем, что для Него нужным не является, а значит, занят Он делом праздным и бессмысленным. Более того, коль она, – канитель, – именно такова, то, видимо, это и есть ее наилучший вид из вообще возможных. Ведь немыслимо, чтоб Всемогущий пользовался чем-то наихудшим, если доступно Ему иное.
Душа в эмбрионе, словно узник в тюремной, темной камере, чей выход на свободу зависит исключительно от собственной активности. А активность обусловлена Инстинктом Жизни, который проявляется с одной стороны, в стремлении к консервации имеющегося состояния, а, с другой стороны, в дестабилизации своего состояния или, если это энергетически более целесообразно, в изменении окружающей среды и своих взаимоотношений со средой не только ради достижения более высокого уровня безопасности в перспективе, но и ради обеспечения эволюционного процесса своей сущности, раскрытия своего потенциала. Это, если хотите, и является сутью души, и ее программой, которая активизируется напряжением, возникающем в результате смены тех или иных ситуационных условий, а также напряжением, порождаемым монотонностью и покоем.
Итак, душа оживляет сущность, в которой она находится, и ее «земной» путь, соответственно, зависит от жизнедеятельности этой сущности, являющейся к тому же еще и необходимым средством развития души.
Развитие… Но… с какой же целью? Представляется очевидным, что конечный результат развития души невозможно получить иначе, чем это происходит. Очевидно также и то, что Творец заблаговременно озаботился тем, чтобы человек, имеющий свободу выбора, – жить ли по заповеданному или же по собственному произволу, – проходил не случайностями усеянный путь, но лишь теми технологическими моментами, чье наличие предусмотрено Его замыслом. Жизнь – конвейер, с которого каждый волен в любое время «соскочить» – отправить себя в Бездну Пропащих Душ, каждый волен и просто дрейфовать в событийном потоке, разрушая себя всевозможными наркотическими смесями и патокой пустых забав, но каждый волен также и ежечасно трудиться над самостроительством, над преумножением доставшейся ему крупицы таланта ради постижения смысла своего земного существования и духовного прозрения ради с тем чтобы, если повезет, выйти на уровень пригодных к Жизни После Жизни и обрести достойное место в славном легионе Божьих помощников…
Последнее утверждение, похоже, предполагает, что душа существует не без цели, а образ цели – составная ее часть, определяющая курс движения. И еще похоже, что в данном месте я буду нещадно поругаем просвещенными спецами от психологии, т.к. они-то уж точно знают, что «цель – всегда сознательна» (С.Ю. Головин. Словарь практического психолога). Но я и не спорю. И к тому же согласен. Тем более что в выше мною утверждаемом, цель тоже сознательна, т.к. она принадлежит… Богу. Это ж Его замыслу и управлению благодаря все сущее находится в непрестанном движении и даже в движении эволюционном. Вот и душа…. Оказавшись в теле, и ставшая с ним единой системой, она с помощью этого инструмента стремится к устранению напряжения – перманентно возникающего потребностного состояния, что и представляет собой ничто иное, как ее ближайшая цель, определяющая как средство – практическую, чувственно-предметную деятельность души, в результате которой образуется сознание – субъективное отражение мира, очередной инструмент проснувшейся души, стремящейся к покою, для достижения коего она вынуждена жить и развиваться.
Но цель, я подчеркиваю, изначально принадлежит Богу, ведь это Его замыслу благодаря душа вынужденно проходит тернистый путь, и лишь спустя некоторое время ее осознающая часть – личность – воспринимает эту трансцендентную цель, как имманентную, как существующую в ее собственных интересах, как состояние, свободное от страданий.
Однако, достигнув этой тихой «лагуны», ракушками не обрастешь – Господь не позволит: непременно выведет из дремы либо с помощью внешних раздражителей – факторов, постоянно меняющейся среды обитания, либо с помощью инстинкта самосохранения – программы, требующей неустойчивого движения и стабильности, беспокойства и покоя, развития и консервации…
***
Однажды величайшему мастеру эпохи Ренессанса, скульптору Микеланджело задали вопрос: «Каким образом ему удается создавать такие восхитительные скульптуры?», – на что последовал ответ: «Я беру камень, а затем просто отсекаю все лишнее».
Отсечь все лишнее, и явится сокрытое…
Изначально, душа – камень, в коем пребывает еще не рожденная духовная сущность, ждущая своего Демиурга, имя которому – Жизнь.
И вот – встреча! И первый след, ею оставленный – знак, – ощущение психического напряжения – знание об утраченном состоянии покоя.
Но… знание, в отличие от информации, не существует само по себе. Оно возникает одновременно с субъектом знания. А поскольку основа знания – ощущение, невозможное без органа к тому способного, то как не сказать, что душа это и есть психика?!.. Тем более, что ощущение является еще и восприятием свойств дестабилизирующего фактора – началом формирования представлений о мире. О мире, который открывает в душе лишь то, что в ней изначально заложено – «внешние причины действуют через внутренние условия» [16].
Впрочем, справедливым может быть, и обратное: внутренняя причина действует через внешние условия. И тогда как не заявить, что тело является проекцией души, созданное по ее образу и подобию? Созданное не для жизни в тихой, мирной монастырской келье, не для пресмыкательства в хате, которая с краю, не для позорного, одинокого отшельничества, но для практической надобности, для бурлящих процессов бытия, чтобы любя и страдая, продираться сквозь грехи и ошибки к истине, к смыслу, к духовному прозрению и обретению Пути. Душа, отправленная в мир Богом, к Богу же и должна вернуться… Зрячей, зрелой, знающей…
Знание… С чего же оно начинается? Быть может, с того момента, когда сущность под влиянием некоего стресс-фактора из состояния покоя вдруг переходит в состояние непокоя, а ощущаемая разница между прошлым и настоящим, – психическое напряжение, – пробуждает к жизни некий центр, – прообраз будущего «Я», – констатирующий сам факт наличия ощущения? И если так, и если прав философ С.Л. Катречко, – «знание является сознательным феноменом» [17], – то почему бы не предположить, что в этот же момент пробуждается и весь комплекс когнитивно-эмоциональной сферы, т.е. индивид?
В качестве довода к сказанному, я хотел бы привести фильм акушер-гинеколога Бернарда Натансона «Безмолвный крик», где показано, как 12-недельный ребенок старается спастись от смертоносных медицинских инструментов.
Б.Натансон утверждает: «Благодаря технологиям, приборам и оборудованию, применяемым современной медициной, мы убедились в том, что нерожденный ребенок – человеческое существо, еще один член человеческого сообщества, не отличающийся от других людей.
…12-недельный человек является полностью сформировавшимся и абсолютно узнаваемым человеческим существом. Мозг 6-недельного ребенка уже испускает импульсы, сердце ребенка начинает биться примерно в 2,5 недели, и все функции его организма ничем не отличаются от наших».
И далее в фильме показано, и детально прокомментировано никак не наказуемое преступление:
«Мы видим, как движется вакуум-кюретка в поисках ребенка, и вновь он широко раскрывает рот. Это безмолвный крик ребенка, который скоро должен погибнуть. Сейчас его сердце бьется значительно чаще и его движения еще убыстряются. Он чувствует угрозу своей безопасности, отодвигается в сторону, в левую часть матки, в возбуждающей сострадание попытке спрятаться от безжалостных инструментов, которыми врач собирается его убить. Сердечные удары еще заметно учащаются и достигают приблизительно 200 в минуту. Ребенок, несомненно, ощущает смертельную опасность».
Может ли кто из нас после этого описания усомниться в том, что живое человеческое существо гораздо раньше, чем принято думать, узнаéт о наличии фактора вопреки его воле на него воздействующего, и начинает понимать грань между собою и средой?
Конечно, пребывающее в утробе матери, и даже родившееся еще не есть личность… Но оно то, чем мы были. И основа того, кем стали.
Кстати, самое время, я думаю, определиться и с тем, чем же мы являемся в настоящий момент. И что из того, чем мы являемся, воспарит в бессмертие, в вечность, в потусторонний мир. В конце концов, это ж самое главное, что заботит каждого из нас: буду ли я жив там, где есть, – если есть, – жизнь после смерти.
Итак, что же оно такое это мое «я»?
Очевидно, что если я говорю о своем «я», то я говорю о нем, глядя на него как бы со стороны. Но если я нахожусь вне своего «я», тогда кто же он, этот я, который находится вне своего «я»?
Я могу, конечно, смотреть на памятник, поставленный в мою честь, но не могу сказать, что это и есть я. Даже глядя на свое отражение в зеркале, я могу лишь сказать, что это – мое отражение.
А вот о своем «я» я утверждаю: это и есть «я». Я сам. Если это я сам, тогда кто же говорит об этом, находясь в сторонке?
Если я наблюдаю за собой, может ли в это же время тот, за кем я наблюдаю, наблюдать за мной? Очевидно, нет, т.к. наблюдатель всегда один единственный. Тогда то, за кем я наблюдаю, в данный момент в отличие от меня лишен наблюдателя?! Я более полная версия самого себя, чем он?
А что собой представляет это «я», за которым я наблюдаю? Как оно видится мне, как наблюдателю?
Если я еще жив в земном смысле слова, то я могу представить себя как свое собственное зеркальное отражение. Более того, я могу мысленно выйти из своего собственного тела. Но не могу выйти из самого себя, т.е из того, кто наблюдает.
С другой же стороны, я могу наблюдать за телом, но не за тем, что кроется под понятием «я». Вот почему «я» – не тело, а – личность, – невидимка-личина, которая обнаруживается лишь в действии. Но – есть и «Я», – сущность наблюдающая, думающая, умозаключающая, принимающая решения и знающая об этом маленьком «я»…
А знает ли оно, это маленькое «я» обо «Мне»?
Очевидно, знает, коль мы с ним время от времени в нашей общей голове переговариваемся, спорим, ссоримся…
«Я» знаю о нем, но «Я» не могу посмотреть на «Себя» его глазами. «Я» вообще ничьими глазами не могу посмотреть на «Себя». Хотя бы потому что у меня нет никакой формы. В земном понимании этого слова. Это не означает, конечно, того, что «Я» – пустое место. Совершенно очевидно, что «Я» как-то выгляжу, и даже чем-то отличаюсь от иных, себе подобных, но чтоб «Меня» увидеть, нужно совсем отключиться от тела, через которое и благодаря которому все мы, живущие в телах, видим, чувствуем и ощущаем этот бренный мир.
Впрочем, вернемся-ка к тому, что мы обозначили, как личность, личина, маленькое «я», о чьем существовании и содержании, можно узнать лишь по реакциям, указующим на наличие субъекта.
Прежде всего, отметим, что этот феномен обладает сознанием и самосознанием, причем, независимым от «Меня».
На чем основано это утверждение?
На том, что личность способна на произвол, на своеволие, на действия, которые противоречат «Моим» интересам, нарушают «Мои» планы, осуществляются без «Моего» согласия. Например, курение, чревоугодие, обиды…
Это ведь об этом писал В.С.Высоцкий:
Во мне два «Я», два полюса планеты,
Два разных человека, два врага.
Когда один стремится на балеты,
Другой стремится прямо на бега.
Вот и выходит, что сущность, сотворенная некогда, как инструмент, как подспорье, начала вдруг сметь свое мнение иметь, использовать свою собственную свободу воли и чинить свой произвол. (Хуже того, эта сущность может быть не единственной – вспомните о таких понятиях, как множественная личность, «диссоциативное расстройство идентичности», «расщепление личности», «раздвоение личности»). И когда это маленькое «я» устанавливает свой собственный контроль над поведением, то деятельность осуществляется уже не в интересах целого, а исключительно в интересах собственных. А если отрицается иерархия, отрицается власть высшей инстанции, то не признается и Божий промысел, и тогда личность, обуреваемая гордыней, возводит себя самую в статус абсолюта, и далее уже резво движется по пути чернухи, распада, психической дезинтеграции.
Как же излечить подобную бесоподобную тварь?
Наиболее действенный метод – укрепить волевую сферу «Я» за счет молитв, поста и уединения. Но… незрелая душа еще не знает Бога, она бездуховна и беспутна…
Метод второй определяется представлением о маленьком «я», как о сущности, оказавшейся в состоянии атеистичности и эгоцентризма либо в результате деформационного воспитания, в том числе, в результате соответствующей информационной обработки, что поспособствовало формированию именно такой личности, либо в результате серьезной психотравмы. Отсюда, и «лечебные процедуры»:
– изменение системы условно-рефлекторного реагирования маленького «я»;
– устранение внутриличностного конфликта, который является движущей силой деструктивности в поведении, с последующей интеграцией конфликтующих частей в одну хорошо функционирующую идентичность.
Конечно, можно и разрушить это маленькое ерепенистое «я», но тогда «Я» высшее окажется в положении существа безрукого, безногого, у которого выдрали глаза и язык. «Я» без «я» – овощ. Более того, взаимоотношения между «Я» и «я» можно рассматривать, как между внутренним и внешним, которые в единстве и составляют человеческое существо. При этом, «Я» является истинным, а «я» – лишь личиной, буфером между «Я» и бренным миром. После «смерти» личина, – личность – система индивидуальной защиты и целесообразного функционирования, выработанная в процессе практической жизни человека, – очевидно, перестает быть необходимой, т.к. все оголено, прозрачно, нет тайн, обман – невозможен, и «Я» коммуницирует без посредника, без переводчика, на одном, на всеобщем языке и на одной волне с единодуховными сущностями…
***
Однако… что же есть дух?
Дух это субстанция, представляющая собой единство теологической ориентации, личности и души.
И дабы нам с этим выводом было б проще согласиться, определимся с самой функцией личности – какова вообще ее надобность в этой структуре?
Как следует из вышесказанного, – впрочем, для многих это является совершенно очевидным, – сначала, подобно цыпленку из яйца, при наличии благоприятных условий и при определенной стимуляции, осуществляемой средой пребывания, на базе того, что мы называем душой, возникает субъект, осознающий мир, – назовем данную его деятельность сознанием.
Затем, субъект выделяет относящееся непосредственно к нему – тело, части тела, собственные действия, ощущения и переживания, – назовем это самосознанием.
И поскольку у данного субъекта есть Богом заданная цель – выжить, он просто вынужден проявлять определенную активность, направленную на самосбережение, в том числе и ту активность, которая связана с маскировочной деактуализацией своего представительства в мире, а также с искажением своего облика, с имитацией, мимикрией, и, скажем еще так, с созданием личины – личности.
Итак, личность.
Я, конечно, не соглашусь с расхожей фразой, будто бы «личность – это совокупность выработанных привычек», потому что «совокупность выработанных привычек», представляющих собой реакцию на факторы среды, и опирающихся при этом на устойчиво-постоянные качества и свойства личности, – является характером. Личность же это, скорее совокупность «масок», существование и использование, которых определяется персональным, социокультурным, жизненным опытом человека помноженным на его индивидуальные особенности (темперамент, иерархия мотивов, система потребностей, свойства волевые, эмоциональные, интеллектуальные и т.д.).
Таким образом, личность это не только «фасад для других», но и осознание своей индивидуальности, и система внутренних, устойчивых условно-рефлекторных связей, составляющих определенную целостность, вершиной которой, как выше мы уже определили, является высшее «Я».
Далее, функция личности – содействовать адаптации человеческого существа к той среде, в которой оно находится. Но не только. Результат разлада субъекта со средой – психическое напряжение, или, скажем иначе, страдание.
Какова же роль страдания? Только ли в том, чтобы побудить человека избегать неприятного и опасного, изменить манеру взаимодействия с миром? Страдание, – и это очевидно, и это основное, – еще и неизбежно приводит страдающую тварь к пониманию, что через страдание и благодаря страданию происходит развитие, а также постижение сути вещей, событий и их взаимодействий, познается Вселенная, – не как самопроизвольно возникшая, но как сотворенная Творцом, и тогда предчувствуется свой собственный путь, и возникает понимание своей миссии, и страдание задает вектор жизнедеятельности, и Надежда избавиться от страдания, приводит в Храм Любви и Веры…
Есть ли у нас в этой связи выбор?
Есть.
Мы можем своеволие, свой произвол определить единственным руководящим принципом и возвести его в статус абсолюта, и жить исключительно моментом настоящим, днем сегодняшним, и сиюминутному приносить в жертву грядущее. А «после нас хоть потоп». «Бери от жизни все, пока жив». «Укололся и – забылся». О похмелье не думаем. Будет похмелье – похмелимся.
Редко ли именно так мы и поступаем? И мнится, будто бы поступаем правильно. Потому что возмездие отсрочено от совершаемого поступка, а поступок так легко и быстро устраняет ощущение тревоги, неблагополучия, дискомфорта, что сопровождается ощущением удовольствия, легкости, радости... Это-то и сбивает с толку. И толчем мы воду в ступе, и приходим к разбитому корыту, и, будучи первыми, становимся вдруг последними…
Есть, конечно, и иной путь. Он не ярок, не усыпан роскошностями, не богат адреналином, аффектами и эффектами. Простой, тихий путь скромного служения Богу. И даже не из страха перед «кнутом» и не «пряника» ради, но потому что так должно быть.
Но… как же оно должно-то быть? У кого спросить? Да и кому поверить? Ведь не слышит добрейшие наставления отца своего и матери своей, имеющий уши, и не видит очевидного зрячий. Да что там – Адам Бога ослушался!?
Очевидно, праведность не может быть передана, как таблица умножения, как дар, как эстафетная палочка – к ней каждый должен продираться через страдания, через грехи, переболев, как гриппом, наиподлейшим скотством и эгоцентризмом.
Извалявшемуся в грязи, хочется чистоты и порядка, запуганному тьмою – света, измордованному притеснениями и произволом – справедливости и демократии… Почему так? Не полученное ценим – потерянное… Начинаем ценить. Если только растлевающая деспотия зла не очарует «стокгольмским синдромом»...
Бог создал человека не биороботом, но существом, имеющим свободу воли и способность самостоятельно выбирать духовную ориентацию и постигать категории морали – что такое хорошо и, что такое плохо, – постигать не как изреченное высочайшим авторитетом, но как следующее из лично пережитого. Тот самый Бог, который есть, и в которого мы верим не потому, что явился Он весь в диковинных чудесах и иных доказательствах своего бытия, но потому что иначе не может быть – наша нами прожитая жизнь вопиет об этом.
Евгений БАТРАКОВ
Январь 2009 – апрель 2012 года
Литература:
[1] Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. Составитель О. А. Платонов. — М.: Православное издательство «Энциклопедия русской цивилизации», 2000.
[2] Ожегов С.И. Словарь русского языка. – 1978 г., с.168.
[3] Трифонов Е.В. Психофизиология профессиональной деятельности. Словарь. СПб, 1996.
[4] Ожегов С.И. Словарь русского языка. – 1978 г., с.168.
[5] Закон Божий. N.Y. U.S.A., 1987 г., с.122.
[6] Лоргус А. Православная антропология. Часть II. Природа человека. Глава 7. Дух человека. http://www.pagez.ru/olb/lorgus/07.php
[7] Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. – М., 1991, с. 570.
[8] См. Евагрий. «153 главы о молитве».
[9] Община. 1927 г.
[10] http://karelin-r.ru/demobj/47/1.html
[11] http://agni3.narod.ru/DevikaElcinu31093.htm
[12] http://1993.sovnarkom.ru/KNIGI/Astrahankina/Astrahankina-6.htm
[13] Николай Рерих. Цветы Мории. М., «Современник», 1988.
[14]. Закон Божий. N.Y. U.S.A., 1987, с.74.
[15] Плыкин В.Д. В начале было слово или след на воде. – Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1995, с.23.
[16] Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. М.,1959, с.25.
[17], Катречко С.Л. Знание как сознательный феномен.
http://www.philosophy.ru/library/kn_book/04.html
